четверг, 1 октября 2009 г.

Вальпургиева ночь, или "Шаги командора" ТРЕТИЙ АКТ

Лирическое интермецио. Процедурный кабинет. Н а т а л и, сидя в пухлом кресле, кропает какие-то бумаги. В соседнем, аминазиновом, кабинете - его отделяет от процедурного какое-то подобие ширмы - молчаливая очередь за уколами. И голос оттуда - исключительно Т а м а р о ч к и н. И голос - примерно такой: "Ну, сколько я давала тебе в жопу уколов! - а ты все дурак и дурак!.. Следующий!! Больно? Уж так я тебе и поверила! уж не пизди маманя!.. А ты - чего пристал ко мне со своим аспирином? Фон-барон какой! Аспирин ему понадобился! Тихонечко и так подохнешь! без всякого аспирина. Кому ты вообще нужен, разъебай?.. Следующий!.."
Н а т а л и настолько с этим свыклась, что не морщится, да и не слушает. Она вся в своих отчетных писульках. Стук в дверь.

Г у р е в и ч (устало). Натали?..
Н а т а л и. Я так и знала, ты придешь, Гуревич. Но - что с тобой?..
Г у р е в и ч.

Немножечко побит.
Но - снова Тасс у ног Элеоноры!..

Н а т а л и.

А почему хромает этот Тасс?

Г у р е в и ч.

Неужто непонятно?.. Твой болван
Мордоворот совсем и не забыл...
Как только ты вошла в покой приемной,
Я сразу ведь заметил, что он сразу
Заметил, что...

Н а т а л и.

Какой болван? Какой Мордоворот?
При чем тут Борька? Что тебе сказали?
Как много можно наплести придурку
Всего за два часа!.. Гуревич, милый,
Иди сюда, дурашка...

И наконец, объятия. С оглядкой на входную дверь.

Н а т а л и.

Ты сколько лет здесь не был, охламон?

Г у р е в и ч.

Ты знаешь ведь, как измеряют время
И я, и мне чумоподобные... (нежно): Наталья...

Н а т а л и.

Ну, что, глупыш?.. Тебя и не узнать.
Сознайся, ты ведь пил по страшной силе...

Г у р е в и ч.

Да нет же... так... слегка... по временам...

Н а т а л и.

А ручки, Лева, отчего дрожат?

Г у р е в и ч.

О милая, как ты не понимаешь?!
Рука дрожит - и пусть ее дрожит.
Причем же здесь водяра? Дрожь в руках
Бывает от бездомности души,

(тычет себя в грудь)

От вдохновенности, недоеданья, гнева
И утомленья сердца,
Роковых предчувствий.
От гибельных страстей, алканной встречи

(Н а т а л и чуть улыбается)

И от любви к отчизне, наконец.
Да нет, не "наконец"! Всего важнее -
Присутствие такого божества,
Где ямочка, и бюст, и...

Н а т а л и (закрывает ему рот ладошкой). Ну, понес, балаболка, понес... Дай-ка лучше я тебе немножко глюкозы волью... Ты же весь иссох, почернел...
Г у р е в и ч. Не по тебе ли, Натали?
Н а т а л и. Ха-ха! Так я тебе и поверила. (Встает, из правого кармана халатика достает связку ключей, открывает шкап. Долго возится с ампулами, пробирками, шприцами. Г у р е в и ч, кусая ногти по обыкновению, не отрывает взгляда ни от ключей, ни от колдовских телодвижений Н а т а л и.)
Г у р е в и ч. Вот пишут: у маленькой морской амфиоды глаза занимают почти одну треть всего ее тела. У тебя примерно то же самое... Но две остальные трети меня сегодня почему-то больше треволнуют. Да еще эта победоносная заколка в волосах.

Ты - чистая, как прибыль. Как роса
На лепестках чего-то там такого.
Как...

Н а т а л и. Помолчал бы уж... (подходит к нему со шприцом) Не бойся, Лев, я сделаю совсем-совсем не больно, ты даже не заметишь.

Начинает процедуру, глюкоза потихоньку вливается. Она и он смотрят друг на дружку.

Г о л о с Т а м а р о ч к и (по ту сторону ширмы). Ну чего, чего ты орешь, как резаный? Перед тобой - колола человека, - так ему хоть бы хуй по деревне... Следующий! Чего-чего? Какую еще наволочку сменить? Заебешься пыль глотать, братишка... Ты! хуй неумытый! Видел у пищеблока кучу отходов? так вот завтра мы таких умников, как ты, закопаем туда и вывезем на грузовиках... Следующий!
Н а т а л и. Ты о чем задумался, Гуревич? Ты ее не слушай, ты смотри на меня.
Г у р е в и ч. Так я так и делаю. Только я подумал: как все-таки стремглав мельчает человечество. От блистательной царицы Тамар - до этой вот Тамарочки. От Франсиско Гойи - до его соплеменника и тезки генерала Франко. От Гая Юлия Цезаря - к Цезарю Кюи, - а от него уж совсем - к Цезарю Солодарю. От гуманиста Короленко - до прокурора Крыленко. Да и что Короленко? - если от Иммануила Канта - до "Степного музыканта". А от Витуса Беринга - к Герману Герингу. А от псалмопевца Давида - к Давиду Тухманову. А от...
Н а та л и (на ту же иглу накручивает какую-то новую хреновину и продолжает вливать еще что-то). А ты-то, Лев, ты - лучше прежних Львов? Как ты считаешь?..
Г у р е в и ч. Не лучше, но иначе прежних Львов. Со мной была история - вот какая: мы, ну чуть-чуть подвыпивши, стояли на морозе и ожидали - Бог весть, чего мы ожидали, да и не в этом дело. Главное: у всех троих моих случайных друзей струился пар изо рта - да еще бы, при таком-то морозе! А у меня вот - нет. И они это заметили. Они спросили: "Почему такой мороз, а у тебя пар не идет ниоткуда? Ну-ка, еще раз, выдохни!" Я выдохнул - опять никакого пару. Все трое сказали: "Тут что-то не то, надо сообщить куда следует".
Н а та л и (прыскает). И сообщили?
Г у р е в и ч. Еще как сообщили. Меня тут же вызвали в какой-то здравпункт или диспансер. И задали только один вопрос: "По какой причине у вас пар?" Я им говорю: "Да ведь как раз пара-то у меня и нет". А они: "Нет-нет. Отвечайте на вопрос: на каком основании у вас пар..?" Если б такой вопрос задали, допустим, Рене Декарту, он просто бы обрушился в русские сугробы и ничего не сказал бы. А я - сказал: отвезите меня в 126-е отделение милиции. У меня есть кое-что сообщить им о Корнелии Сулле. И меня повезли...
Н а та л и. Ты прямо так и брякнул про Суллу? И они чего-нибудь поняли?..
Г у р е в и ч. Ничего не поняли, но привезли в 126-е. Спросили: "Вы Гуревич?" - "Да, - говорю, - Гуревич.

Я здесь по подозренью в суперменстве.
Вы правы до каких-то степеней:
Да, да. Сверхчеловек я, и ничто
Сверхчеловеческое мне не чуждо.
Как Бонапарт, я не умею плавать.
Я не расчесываюсь, как Бетховен,
И языков не знаю, как Чапай.
Я малопродуктивен, как Веспуччи
Или Коперник: сорок-сорок восемь
Страниц за весь свой агромадный век.
Я, как святой Антоний Падуанский,
По месяцам не мою ног. И не стригу
Ногтей, как Гельдерлин, поэт германский.
По нескольку недель - да нет же - лет
Рубашек не меняю, как вот эта
Эрцгерцогиня Изабелла, мать ети,
Жена Альбрехта Австрийского. Но
Она то совершила по обету:
До полного Ост-Индского триумфа.
И я не стану переодеваться
И тоже по обету: не напялю
Ни рубашонки до тех пор, пока
Последний антибольшевик на Запад
Не умыльнет и не очистит воздух!
Итак, сродни я всем великим. Но,
В отличье от Филиппа номер два
Гишпанского, - чесоткой не владею.
Да, это правда. (Со вздохом.) Но имею вшей,
Которыми в достатке оделен был
Корнелий Сулла, повелитель Рима.
Могу я быть свободен?.."

"Можете, - мне сказали, - конечно, можете. Сейчас мы вас отвезем домой на собственной машине..." И привезли сюда.
Н а т а л и. А как же шпиль горкома комсомола?
Г у р е в и ч. Ну... это я для отвода глаз... и чтобы тебе там, в приемной, не было так грустно.
Н а т а л и. Слушай, Лев, ты выпить немножко хочешь? Только - тссс!
Г у р е в и ч.

О Натали! Всем существом взыскую!
Для воскрешенья. Не для куражу.

Пока Н а т а л и что-то наливает и разбавляет водой из-под крана, из-за ширмы продолжается: "Перебзди, приятель, ничего страшного!.. Будь мужчиной, пиздюк малосольный!.. Следующий!.. А штанов-то, штанов сколько на себя нацепил! ведь все мудя сопреют и отвалятся!.. Давай-давай! А ты - отьебись, не мешай работать... Следующий... Ничего, старина, у тебя все идет на поправку, походишь вот так, в раскорячку еще недельки две и - хуй на ны! - от нас до морга всего триста метров!.. Следующий!.."
Н а т а л и подносит стакан. Г у р е в и ч медленно тянет - потом благодарно приникает губами к руке Н а т а л и.

Г у р е в и ч.

Она имеет грубую психею.
Так Гераклит Эфесский говорил.

Н а т а л и. Это ты о ком?
Г у р е в и ч. Да я все об этой Тамарочке, сестре милосердия. Ты заметила, как дурнеют в русском народе нравственные принсипы. Даже в прибаутках. Прежде, когда посреди разговора наступала внезапная тишина, - русский мужик говорил обычно: "Тихий ангел пролетел"... А теперь, в этом же случае: "Где-то милиционер издох!.." "Гром не прогремит - мужик не перекрестится", вот как было раньше. А сейчас: "Пока жареный петух в жопу не клюнет..." Или помнишь? - "Любви все возрасты покорны". А теперь всего-навсего: "Хуй ровесников не ищет". Хо-хо. Или, вот еще: ведь как было трогательно: "Для милого семь верст - не околица". А слушай, как теперь: "Для бешеного кобеля - сто килуометров не круг". (Н а т а л и смеется.) А это вот - еще чище. Старая русская пословица: "Не плюй в колодец - пригодится воды напиться" - она преобразилась вот каким манером: "Не ссы в компот - там повар ноги моет".

Н а т а л и смеется уже так, что раздвигается ширма и сквозь нее просовывается физиономия сестры милосердия Т а м а р о ч к и.

Т а м а р о ч к а. Ого! Что ни день, то новый кавалер у Натальи Алексеевны! А сегодня - краше всех прежних. И жидяра, и псих - два угодья в нем.
Н а т а л и (смиряя бунтующего Г у р е в и ч а, - строго к Т а м а р о ч к е). После смены, Тамара Макаровна, мы с вами побеседуем. А сейчас у меня дела...

Т а м а р о ч к а скрывается и там возобновляется все прежнее: "Как же! Снотворного ему подай - получишь ты от хуя уши... Перестань дрожать! и попробуй только пискни, разъебай!.." И пр.

Н а т а л и. Лева, милый, успокойся (целует его, целует) - еще не то будет, вот увидишь. И все равно не надо бесноваться. Здесь, в этом доме, пациенты, а их все-таки большинство, не имеют права оскорблением отвечать на оскорбление. И уж - Боже упаси - ударом на удар. Здесь даже плакать нельзя, ты знаешь? Заколют, задушат нейролептиками, за один только плач... Тебе приходилось, Лев, хоть когда-нибудь поплакать?
Г у р е в и ч. Хо! Бывало время - я этим зарабатывал на жизнь.
Н а т а л и. Слезами зарабатывал на жизнь? Ничего не понимаю.
Г у р е в и ч. А очень даже просто. В студенческие годы, например... - ой, не могу, опять приступаю к ямбам.

Ты знаешь, Натали, как я ревел?
Совсем ни от чего. А по заказу.
Все вызнали, что это я могу.
Мне скажут, например: "Реви, Гуревич! -
Среди вакхических и прочих дел:
Реви, Гуревич, в тридцать три ручья".
И я реву. А за ручей - полтинник.
И ты - ты понимаешь, Натали?-
В любой момент! По всякому заказу!
И слезы - подлинные! И с надрывом.
Я, громкий отрок, не подозревал,
Что есть людское, жидовское горе.
И горе титаническое. Так что
Об остальных слезах - не говорю...

Н а т а л и. И знаешь, что еще, Гуревич: пятистопными ямбами говорить избегай - с врачами особенно - сочтут за издевательство над ними. Начнут лечение сульфазином или чем-нибудь еще похлеще... Ну, пожалуста... ради меня... не надо...
Г у р е в и ч. Боже! Так зачем же я здесь?! - вот я чего не понимаю. Да и остальные пациенты - тоже - зачем?

Они же все нормальны, ваши люди,
Головоногие моллюски, дети,
Они чуточек впали в забытье.
Никто из них себя не воображает
Ни лампочкой в сто ватт, ни тротуаром,
Ни оттепелью в первых числах марта,
Ни муэдзином, ни Пизанской башней
И ни поправкой Джексона-Фульбрайта
К решениям Конгресса. И ни даже
Кометой Швассман-Вахмана-один.
Зачем я здесь, коли здоров, как бык?

Н а т а л и.

Послушай-ка, Фульбрайт, ты жив пока,
Пока что не болеешь, - а потом?.. -
Чего ж тут непонятного, Гуревич?
Бациллы, вирусы - все на тебя глядят
И, морщась, отворачиваются.

Г у р е в и ч. Браво.

Полна чудес могучая природа
Как говорил товарищ Берендей.

Но только я отлично обошелся бы и без вас. Кроме тебя, конечно, Натали. Ведь посуди сама: я сам себе роскошный лазарет, я сам себе - укол пирацетама в попу. Я сам себе - легавый, да и свисток в зубах его - я тоже. Я и пожар, но я же и брандмейстер.
Н а т а л и. Гуревич, милый, ты все-таки немножко опустился...
Г у р е в и ч. Что это значит? Ну, допустим. Но в сравнении с тем, сколько я прожил и сколько протек, - как мало я опустился! Наша великая национальная река Волга течет 3700 км, чтоб опуститься при этом всего на 221 метр. Брокгауз. Я - весь в нее. Только я немножко не доглядел - и невзначай испепелил в себе кучу разных разностей. А вовсе не опустился. Каждое тело, даже небесное тело (значительно оглядывает всю Н а т а л и) - так вот, даже небесное тело имеет свои собственные вихри. Рене Декарт. А я - сколько я истребил в себе собственных вихрей, сколько чистых и кротких порывов? Сколько сжег в себе орлеанских дев, сколько попридушил бледнеющих дездемон?! А сколько утопил в себе Муму и Чапаев!..
Н а т а л и. Какой ты экстренный, однако, баламут!
Г у р е в и ч. Не экстренный. Я просто - интенсивный.

И я сегодня... да почти сейчас...
Не опускаться - падать начинаю.
Я нынче ночью разорву в клочки
Трагедию, где под запретом ямбы.
Короче, я взрываю этот дом!

Тем более - я ведь совсем и забыл. - Сегодня же ночью с 30 апреля на 1 мая. Ночь Вальпургии, сестры Святого Ведекинда. А эта ночь, с конца восьмого века начиная, всегда знаменовалась чем-нибудь устрашающим и чудодейственным. И с участием Сатаны. Не знаю, состоится ли сегодня шабаш, но что-нибудь да состоится!..
Н а т а л и. Ты уж, Левушка, меня не пугай - мне сегодня дежурить всю ночь.
Г у р е в и ч. С любезным другом Боренькой на пару? С Мордоворотом?
Н а т а л и.

Да, представь себе.
С любезным другом. И с чистейшим спиртом.
И с тортами - я делала сама, -
И с песнями Иосифа Кобзона.
Вот так-то вот, экс-миленький экс-мой!

Г у р е в и ч. Не помню точно, в какой державе, Натали, за такие шуточки даму бьют по заду букетом голубых левкоев... Но я, если хочешь, лучше тебя воспою - в манере Николая Некрасова, конечно.
Н а т а л и. Давай, воспевай, глупыш.
Г у р е в и ч. Под Николая Некрасова!

Роман сказал: глазастая!
Демьян сказал: сисястая!
Лука сказал: сойдет.
И попочка добротная, -
Сказали братья Губины
Иван и Митродор.
Старик Пахом потужился
И молвил, в землю глядючи:
Далась вам эта попочка!
Была б душа хорошая.
А Пров сказал: Хо-хо!

Н а т а л и аплодирует.

Г у р е в и ч. А, между прочим, ты знаешь, Натали, каким веселым и точным образом определял Некрасов степень привлекательности русской бабы? Вот как он определял: количеством тех, которые не прочь бы ее ущипнуть. А я бы сейчас тебя - так охотно ущипнул бы...
Н а т а л и. Ну, так и ущипни, пожалуйста. Только не говори пошлостей. И тихонечко, дурачок.
Г у р е в и ч. Какие ж это пошлости? Когда человек хочет убедиться, что он уже не спит, а проснулся, - он, пошляк, должен ущипнуть...
Н а т а л и. Конечно, должен ущипнуть. Но ведь себя. А не стоящую вплотную даму...
Г у р е в и ч. Какая разница?.. Ах, ты стоишь вплотную... Мучительница Натали... Когда ты, просто так, зыблешь талией, - я не могу, мне хочется так охватить тебя сзади, чтоб у тебя спереди посыпались искры...
Н а т а л и. Фи, балбес. Так возьми - и охвати!..
Г у р е в и ч (так и делает. Н а т а л и с запрокинутой головой. Нескончаемое лобзание). О Натали! Дай дух перевести!.. Я очень даже помню - три года назад ты была в таком актуальном платьице... И зачем только меня поперло в эти Куэнь-Луни? ...Я стал философом. Я вообразил, что черная похоть перестала быть, наконец, моей жизненной доминантою... Теперь я знаю доподлинно: нет черной похоти! нет черного греха! Один только жребий человеческий бывает черен!
Н а т а л и. Почему это, Гуревич, ты так много пьешь, а все-все знаешь?..
Г у р е в и ч. Натали!..
Н а т а л и. Я слушаю тебя, дурашка... Ну, что тебе еще, несмышленыш?..
Г у р е в и ч. Натали...

Неистово ее обнимает и впивается в нее. Тем временем руки его - от страстей, разумеется, - конвульсивно блуждают по Натальиным бедрам и лонным сочленениям. Зрителю видно, как связка ключей с желтою цепочкою - переходит из кармашка белого халатика Н а т а л и - в больничную робу Г у р е в и ч а. А поцелуй все длится.

Н а т а л и (чуть позже). Я по тебе соскучилась, Гуревич... (лукаво): А как твоя Люси?
Г у р е в и ч. Я от нее убег, Наталья. И что такое, в сущности, - Люси? Я говорил ей: "Не родись сварливой". Она мне: "Проваливай, несчастный триумвир!" Почему "триумвир", до сих пор не знаю. А потом, уже мне в догонку и вслед: "Поганым будет твой конец, Гуревич! сопьешься с крута, как Коллонтай в Стокгольме! Умрешь под забором, как Клим Ворошилов!"
Н а т а л и (смеется).

А что сначала?

Г у р е в и ч.

Ну, что сначала? И не вспоминай.
О Натали! она меня дразнила.
Я с неохотой на нее возлег.
Так на осеннее и скошенное поле
Ложится луч прохладного светила.
Так на тяжелое раздумие чело
Ложится. Тьфу! - раздумье на чело...
Брось о Люси... Так, говоришь - скучала?
А речь об этой плюшке завела,
Чтоб легализовать Мордоворота?

Н а т а л и.

Опять! Ну, как тебе не стыдно, Лев?

Г у р е в и ч.

Нет, я начитанный, ты в этом убедилась.
Так вот, сегодня, первомайской ночью
Я к вам зайду... грамм 200 пропустить...
Не дуриком. И не без приглашенья:
Твой Боренька меня позвал, и я
Сказал, что буду. Головой кивнул.

Н а т а л и.

Но ты ведь - представляешь?!

Г у р е в и ч.

Представляю.
Нашел с кем дон-хуанствовать, стервец!
Мордоворот и ты - невыносимо.
О, этот Боров нынче же, к рассвету,
Услышит Командоровы шаги!..

Н а т а л и.

Гуревич, милый, ты с ума сошел...

Г у р е в и ч.

Пока - нисколько. Впрочем, как ты хочешь:
Как небосклон, я буду меркнуть, меркнуть,
Коль ты попросишь...

(подумав)

...Если и попросишь -
Я буду пламенеть, как небосклон!
Пока что я с ума еще не сбрендил, -
А в пятом акте - будем посмотреть...
Наталья, милая...

Н а т а л и.

Что, дуралей?

Г у р е в и ч.

Будь на тебе хоть сорок тысяч платьев,
Будь только крестик промежду грудей
И больше ничего, - я все равно...

Н а т а л и (в который уже раз ладошкой зажимая ему рот. Нежно). А! ты и это помнишь, противный!..

Кто-то прокашливается за дверью.

Г у р е в и ч. Антильская жемчужина... Королева обеих Сицилий... Неужто тебе приходится спать на этом дырявом диванчике?..
Н а т а л и. Что же делать, Лев? Если уж ночное дежурство...
Г у р е в и ч.

И ты... ты спишь на этой вот тахте!
Ты, Натали! Которую с тахты
На музыку переложить бы надо!..

Н а т а л и. Застрекотал опять, застрекотал...

За дверью снова покашливание.

Г у р е в и ч. "Самцы большинства прямокрылых способны стрекотать, тогда как самки лишены этой способности". Учебник общей энтомологии. (Снова тянутся друг к другу.)
П р о х о р о в (показывается в дверях с ведром и шваброю). Все процедуры... процеду-уры... (Обменивается взглядом с Г у р е в и ч е м. Во взгляде у П р о х о р о в а: "Ну, как?" У Г у р е в и ч а: "Все путем".) Наталья Алексеевна, наш новый пациент, вопреки всему, крепчает час от часу. А я только что проходил - у дверей хозотдела линолеум у нас запущен - спасу нет. А новичок... Ну, чтоб не забывался, куда попал, - пусть там повкалывает с полчаса. А я - пронаблюдаю...
Г у р е в и ч. Ну, что ж... (В последний раз взглянув на Н а т а л и, с ведром и шваброю удаляется, стратегически покусывая губы.)
П р о х о р о в.

Все честь по чести. Я на то поставлен.
Ты, Алексеевна, опекай его.
Он - с припиздью. Но это ничего.
ЗАНАВЕС

Комментариев нет:

Отправить комментарий